Между тем, в войсковой части в поселке Рыбкино от комментариев отказываются. После побега Медведникова руководство части обратилось в военную прокуратуру с заявлением о дезертирстве солдата.

В военной прокуратуре гарнизона заявили, что уголовное дело по факту избиения Медникова возбуждаться не будет. “Солдат систематически уклоняется от службы, и версия об избиении командирами части, вполне возможно, — очередная ложь солдата, не желающего проходить службу”, — заявил военный прокурор гарнизона Алексей Овчинников.

В областном совете “Солдатский матерей” с начала 2006 года зарегистрированы уже шесть заявлений от родителей с просьбами разобраться в случаях неуставных отношений» ( http://www.newsru.com/russia/31jan2006/ran_print.html ).

И кто лжёт в этом случае: — командование части? либо рядовой срочной службы?

И даже если рядовой уклонялся от службы, то кто же его избил? И почему военная прокуратура не желает найти ответ на этот вопрос и выявить всю правду, предпочитая подтвердить только истинность мнения командования части о том, что рядовой беспричинно дезертировал?

И это не единственный такого рода случай:

«Прокуратура Дальневосточного военного округа (ДВО) не подтвердила факт неуставных взаимоотношений в воинской части под Хабаровском в отношении саратовского призывника Евгения Коблова, которому ампутировали ноги [26] .

“Возбуждено уголовное дело по факту самовольного оставления части. Подтверждений, что Евгений Коблов сбежал из-за неуставных взаимоотношений в части, пока нет", — заявил в пятницу [27] “Интерфаксу” представитель военной прокуратуры ДВО Сергей Поздняков.

По его словам, “солдат убежал из части, поселился в подвале и боялся вернуться из-за того, что его посадят”.

В настоящее время прокуратура Хабаровского гарнизона расследует уголовное дело только по факту самовольного оставления части, подчеркнул Поздняков» ( http://www.newsru.com/russia/03feb2006/koblov_print.html ).

Чисто практически: собирать доказательную базу, подтверждающую заявление о дедовщине рядового, самовольно покинувшего часть, — это очень хлопотно. Собирать же доказательную базу по обвинению в самовольном оставлении части — хлопот никаких: задержали рядового вне расположения части; сообщили командиру, тот подтвердил заведомо удобную для него версию (если официально признаётся, что дедовщины нет, то ни командиру, ни кому-либо другому за неё отвечать не надо); написали бумаги, а может и выбили из “дезертира” признательные показания, и всё — дело в суд, распишитесь за приговор.

А вот расследовать дело о дедовщине, и либо осудить “дедов”, либо обличить ложь заявившего о ней, чтобы его можно было осудить за дачу заведомо ложных показаний и клевету, а не только за дезертирство и уклонение от воинской службы — это очень тяжёлая и кропотливая следственная работа. Зачем напрягаться, когда зарплата и карьера и так идут?

Кроме того, как сообщили СМИ, заботливые “отцы” командиры догадались: для того, чтобы не иметь головной боли от комитетов “солдатских матерей”, — надо высылать патрули на перехват жалобщиков — “дезертиров” — на подходах к офисам организаций “Солдатских матерей” и прокуратур.

Поэтому реально те, кого “деды” «напрягают» или «опускают», оказываются перед выбором:

· Всё перетерпеть, в надежде, что их не убьют и им не нанесут неустранимых тяжких увечий (этот вариант наиболее предпочтителен для “дедов”, “отцов” командиров [28] и большинства вышестоящего командования).

· Показать свою крутизну “дедам” так, чтобы тем неповадно было “наезжать” на “отморозка” (в предельном случае этот путь ведёт к применению оружия против сослуживцев — как виновных в дедовщине, так и тех, кто не ко времени оказался рядом с виновными во время самосуда над ними и в кого попали пули или осколки гранаты).

· Самовольно покинуть часть для того, чтобы укрыться от “дедов” и “отцов” командиров под защитой прокуратуры, правозащитных организаций, или попросту дезертировать из россионской армии (такая стратеги ухода от дедовщины может сопровождаться захватом оружия и транспортных средств, что чревато применением оружия на поражение как теми, кто совершает бегство из части, так и теми, кто им препятствует; и даже, если это происходит без захвата оружия и транспортных средств, то не гарантирует, что не придётся «мотать срок» за “дезертирство”).

· Покончить жизнь самоубийством (возможно, что после расстрела сослуживцев и оказания вооружённого сопротивления при попытке самовольно покинуть воинскую часть).

Причём парадокс состоит в том, что прямые силовые, в том числе и вооружённые действия против “дедов” и “отцов” командиров, — преступные по их сути (если их не квалифицировать как необходимую самооборону [29] ), — в случае обретения ими достаточно массового характера, стали бы более эффективным сдерживающим фактором в отношении злоупотреблений статусом старослужащего, нежели юридический бред правозащитников, оторванный от жизни, подобный тому, что опубликовала “Комсомольская правда”.

Однако такого рода самочинные действия не могут быть массовыми по причинам психологического характера: “деды” могут «наехать» на способного дать им весьма крутой отпор “молодого” только по ошибке и не более, чем один раз — повторять «наезд», на способного дать решительный, безжалостный и эффективный отпор, либо на того, кто гарантирует беспощадную месть в удобное для него время, в удобных для него обстоятельствах [30] , — себе дороже; способные к этому дураки встречаются, но не часто. Большинство же жертв дедовщины — это те, кто психологически не готов или в какой-то момент оказался не способен к такого рода безжалостному и крутому отпору. И такие неспособные составляют подавляюще большинство призывного контингента. Если бы “молодые”, способные дать решительный и эффективный отпор агрессии “дедов”, составляли большинство призыва, то дедовщины в вооружённых силах не было бы.

Т.е. в случае дедовщины общество сталкивается с проблемой, которая на основе господствующих представлений о взаимоотношениях людей неразрешима средствами юриспруденции исключительно.

И это приводит к вопросу о путях общественного развития, на которых дедовщина в Вооружённых силах РФ может быть искоренена. Поэтому для выявления сути дедовщины и нахождения путей к её искоренению обратимся к истории вопроса.

6. История вопроса

Начнём с мнения министра обороны, приведённого в разделе 2 в одной из цитированных публикаций: “Дедовщина в армии есть, она всегда была, и в советские годы тоже. Просто тогда об этом не говорили. Это было табу. В то же время я утверждаю, что в 80 % частей и соединений Вооруженных сил дедовщины нет, потому что там нет вообще правонарушений”, — сказал Иванов в интервью в апреле прошлого года.

Это высказывание исторически недостоверно, хотя персонально для С.Б.Иванова оно “простительно” — по относительной молодости лет и загруженности служебной суетой он может быть не в курсе вопроса или быть под властью ложных мнений об истории страны и её Вооружённых сил, но ошибочность мнений влечёт за собой ошибки при построении политики на их основе.

Было время, когда в Советской армии «дедовщины» не то, что не было, но и быть не могло. Правда, это было давно: в 1920-е — в начале 1950-х гг. Хотя разница между призывными возрастами была всегда и деды знали и умели по службе больше, нежели только что призванные, но «дедовщины» как унижения старослужащими молодёжи не было.